Реми вылез.

Максим был не в состоянии задавать вопросы. Он бессильно сел на какой-то мокрый камень. Внутри у него была схватывающая пустота, будто от голода. «А я ведь действительно ничего не ел с утра, – подумал он. – И уже не смогу». Он бездумно следил за шагающим взад-вперед Реми, и в голове у него, как и в желудке, была пульсирующая пустота.

Реми огибал угол и возвращался, останавливаясь сначала у пролома, потом у лаза в подвал, и снова повторял этот путь, погруженный в размышления. Максим промок насквозь, несмотря на куртку: джинсы отяжелели от воды и противно и холодно липли к телу. Он вытащил сигареты из внутреннего кармана куртки и, сделав ладонь крышечкой над пламенем зажигалки, прикурил. Затяжка принесла ему облегчение, словно стало немножко теплей и уютней от этого крошечного огонька, дружественного знака из привычного ему мира, в котором не было кошмарных развалин и преступлений.

– Теперь вы поняли? – остановился наконец Реми.

– Что?

– Как дело было?

– Не то чтобы очень…

Было бы преувеличением сказать, что Максим испытывал желание вникнуть в детали.

– Смотрите, – сказал деловито Реми. – Ваш дядя завернул за угол…

Он стал показывать:

– Вот так… И наткнулся на нож.

– Нож?!

– Выстрел из пистолета был бы слышен, не так ли? Это было бы слишком рискованно, даже с глушителем: на съемках стоит тишина и…

– И кто это был? С ножом?

Реми удивленно посмотрел на него.

– Кто? Я не знаю кто! Я знаю только, что кто-то его поджидал, кто-то прятался здесь за домом… И ударил Арно ножом в тот момент, когда он завернул за угол. И вот тут ваш дядя повернулся, держась руками за живот, – удар, видимо, пришелся в живот… И вы его увидели. И сняли на видео – нам с этим просто очень повезло! Вы решили, что он изображает, что его тошнит…

– Бог мой… – прошептал Максим.

– Это понятно, он держался руками за живот, согнувшись, и лицо его перекосила гримаса… Естественно, вы, ничего не подозревая и будучи под впечатлением от его роли человека в похмелье, решили, что месье Дор доигрывает свою роль для вас одного, для племянника. Я уверен, что на фотографиях с вашей пленки, которые я распорядился сделать, мы сумеем рассмотреть либо рукоятку ножа, либо кровь… Скорее рукоять ножа, потому что если бы убийца его сразу вытащил, – рассуждал с энтузиазмом Реми, – то следы крови были бы повсюду и при уборке техники их бы кто-нибудь заметил…

Максим закрыл глаза. Слова Реми добивали его безжалостно.

– Извините, – сказал детектив. – Я немного увлекся.

– Ничего, – выдавил из себя Максим. – Продолжайте.

– Короче, – продолжал более сдержанно Реми, – убийца, должно быть, подхватил тело, которое упало таким образом, что немного заслонило проем. Если бы актриса хоть раз повернула голову в сторону пролома, она бы его увидела… Но она смотрела, разумеется, в камеру, то есть в другую сторону. Ее сцена шла плохо, задуманный световой эффект не удавался, потому что пролом был частично заслонен, но никому это не пришло в голову. Вадим был вынужден сцену повторять, а убийца все это время медленно, стараясь не производить шума, тащил тело к подвалу… Он наверняка заранее побывал на этом месте и все продумал. Сделал ставку на то, что все будут смотреть на играющую актрису, а сама актриса будет смотреть в камеру… К тому же идея поместить ее голову непосредственно перед проломом пришла Вадиму только на месте съемки, заранее это не планировалось, и убийца предполагал полную безопасность своих действий. Не говоря уж о том, что вашу видеокамеру, да еще и поставленную на землю прямо напротив пролома – вернее, точно напротив актрисы, – он никак не мог предвидеть… Когда съемки были закончены, естественно, никто ничего не заметил, так как тело было уже спрятано в этом подвале. Тот подвал, в котором работали актеры, находится за стеной.

– Погодите! Не понимаю, ведь я видел, как дядя уходил…

– Дядя ли?

– Значит, в дядиной куртке ушел убийца?!

– Получается, что да. И уехал на его машине. Которую бросил недалеко от дома Ксавье.

– И что, – спросил, холодея, Максим, – тело – там? – указал он окоченевшей рукой на подвальное окошко.

– Нет. Его перепрятали.

Максим перевел с облегчением дух. Мысль о том, что детектив сейчас начнет вытаскивать труп из подвала, среди этих черных кошмарных развалин под мерзким проливным дождем, казалась ему непереносимой.

– А… вы уверены?..

– Что тело перепрятали?

– Нет… Что вообще… Что дядю убили… Может, он поранился чем-то?

– Сами посудите, Максим, – сказал мягко Реми, – если бы он просто поранился, разве бы он так пошел спокойно к машине? Слазав предварительно зачем-то в подвал, где оставил следы крови? Нет, он бы обратился за помощью! В крайнем случае он бы поехал в больницу, ну, домой хотя бы, а не исчез, предварительно поставив свою машину недалеко от дома Ксавье…

– Да…

– И кроме того – вернемся к вашей видеозаписи, – вы сами видели, что-то ползло с обратной стороны пролома?

Максим молча кивнул. Во рту у него было сухо, а в горле першило, словно он заболевал.

– Но это что-то, как вы поняли, было тело, тело месье Дора… И оно, строго говоря, не ползло. Строго говоря, его тащили. Из чего мы делаем такое заключение? Вы же режиссер, вы понимаете разницу между этими двумя движениями… Когда человек ползет, у него колени сгибаются, образовываются просветы между телом и землей, а когда его тащат…

– Я понял.

Реми глянул на него и замолчал.

Максим бросил в грязь дотлевший окурок.

– Что будем делать? – тихо спросил он у Реми.

– Какой вы… впечатлительный, – с удивлением всмотрелся в него Реми. – Ишь, белый весь. А с виду вроде крепкий… Полицию будем вызывать. Теперь у нас есть место преступления. И, соответственно, время преступления. Нужно только установить с уверенностью, что кровь действительно принадлежит Арно, проанализировать следы в подвале, там они должны были сохраниться, может, повезет и с отпечатками…

Он наклонился и поднял белевший окурок Максимовой сигареты с земли.

– Это лишнее, только полицию путать. Мы и так тут наследили. Вам помочь дойти до машины?

– Н-н-ет, – промычал Максим.

– Ну как хотите. Тогда пошли в машину, нам больше незачем тут торчать.

Обычно обстоятельства складывались по воле Максима. Уже достаточно давно он привык руководить и распоряжаться своими и чужими обстоятельствами и временем. Иногда распоряжался не он, а обстоятельства им, но с такой четкостью и однозначностью, что не оставляли ему выбора, а следовательно, и возможности для колебаний и сомнений. Словом, Максим привык к тому, что он всегда знал, что ему делать и как поступать.